— Разве кто говорит, что это был ты?
— Нет! Я не виноват! Это не я!!! — захлебываясь от рыданий, кричал Наруаки, он совсем потерял голову от ужаса.
Дав ему немного утихнуть, Иссэй сказал:
— А теперь рассказывай всю правду.
Наруаки прекрасно понимал, что отец — это его единственная надежда, никто другой не сможет вытащить его из трясины.
Выслушав признание сына, Иссэй некоторое время не мог прийти в себя. Его не так-то просто было вывести из равновесия, но убийство, да еще с групповым изнасилованием — тут даже он бессилен. Подумать только, его сын — насильник и убийца, сам признался в этом.
Местная полиция верно служит хозяину Хасиро, но на такое тяжкое преступление даже она не сможет закрыть глаза. Да и выходит это дело за рамки ее юрисдикции, убийствами занимается префектуральное управление.
— Кадзами тоже там был? — спросил Иссэй, же лая выяснить до конца, насколько плохи их дола. — Ну, отвечай, был или не был.
— Был, — еле слышно сказал Наруаки.
— Та-ак.
«Совсем паршиво, — подумал Иссэй. — Если парень проболтается, моему олуху несдобровать. Может быть, он уже раскололся. Неудивительно, что сыну кусок в горло не лезет. Однако, если бы полиции что-то стало известно, мне бы уже доложили. Пока все тихо…» Мозг мэра начал быстро прорабатывать возможные варианты.
— Папа, что же мне делать? — спросил Наруаки, испытавший значительное облегчение после того, как переложил тяжкий груз на плечи отца.
— Ты еще спрашиваешь, мерзавец?! — грозно рявкнул отец. — Сиди здесь — и чтобы никуда, понял?!
Первым делом Иссэй вызвал Таскэ Накато — в таком деле он мог помочь лучше, чем кто-либо другой.
— Так это ваш сынок дочку Оти… — поразился босс городской мафии, всякое повидавший на своем веку.
— И еще два стервеца. Но заводилой был Наруаки.
— Ай-я-яй, скверная история.
— Ох, поганец! Если дело примет паршивый оборот, всей нашей семье придется туго. Тут еще твой Идзаки со своей женой, и операция с земельными участками… Наруаки надо вытащить во что бы то ни стало.
— Не нравится мне Адзисава. Больно прыток.
— Да, если Кадзами проболтается ему обо всем, ЖДИ беды. Я думаю, уже проболтался. Адзисава возьмет и представит его в суд в качестве свидетеля, что мы тогда будем делать? Ты можешь что-нибудь посоветовать?
— Заткнуть Кадзами рот, да и дело с концом, — пожал плечами Накато.
— Я думал об этом. Рискованно.
— Еще рискованнее этого не делать.
— Ты считаешь? Ладно, полагаюсь на тебя. Только смотри, чтобы мое имя осталось в стороне.
— Обижаете, хозяин. Когда я вас подводил?
— Я тебе верю, потому и позвал.
— Не беспокойтесь, беру все на себя, — уверенно заявил Накато.
Покинув резиденцию мэра, Накато немедленно занялся сбором информации о Сюндзи Кадзами и выяснил следующее. Парень был младшим сыном Акихиро Кадзами, владельца зубоврачебной клиники, учился в выпускном классе школы. Оценки имел неважные, характеризовался учителями как юноша скрытный и подверженный чужим влияниям. Тот факт, что он ходит в подручных у Наруаки Ооба, был достаточно широко известен.
Итак, Кадзами вместе с сыном мэра и еще одним приятелем напали на Адзисава; затем, спасаясь от патрульной машины, парень не справился со своим мотоциклом, расшибся и угодил в больницу, где в настоящее время и находится.
— Муниципальная больница — это славно, — довольно пробормотал Накато. Заведение со всеми потрохами принадлежало семейству Ооба. Тревогу вызывало только одно: в палату к больному без конца наведывался Адзисава.
Узнав об этом от своего человека, посланного на разведку в больницу, Накато выругался. Нельзя было терять ни секунды.
Хадзэ, доверенный помощник главы клана, продолжал:
— Адзисава втерся в доверие к родителям малого — как же, он вроде как пострадавший, а такую заботу проявляет. Но заботливость неспроста, это уж точно.
Официально Хадзэ занимал должность заведующего отделом исследований компании «Предприятия Накато», главного владения клана, но на самом деле так называемый «отдел исследований» и его шеф занимались различного рода тайными операциями. Если якудза Хасиро была личным войском семейства Ооба, то Хадзэ возглавлял ударный отряд этой армии.
— Неспроста, говоришь? — забеспокоился Таскэ Накато.
— Уж больно он липнет к парню. С чего это вдруг такая сердобольность?
Накато прищурился:
— Ну что ж, это можно использовать.
— Надо спешить, а то будет поздно. Рентгенограмма черепа у Кадзами хорошая, ключица заживает быстро — кости-то молодые, — кивнул Хадзэ, па лету схвативший намек хозяина. Или он и сам додумался до того же плана?
— Травма головы — штука сложная, — произнес Накато, красноречиво глядя на своего помощника. — Вроде пошел человек на поправку, и вдруг — бац! — беда. В общем, не стану вдаваться в тонкости, обдумаешь детали сам. Состояние Сюндзи Кадзами должно резко ухудшиться.
— Все понял. Через два дня, не позже, доложу об исполнении, — поклонился хозяину его верный помощник.
Горо Уракава после ухода гостя никак не мог прийти в себя. Душа, казалось, опустошенная апатией и пьянством, горела от обидных слов.
«Подачка, сказал он. Нет, хуже. Я продал честь и совесть», — прошептал журналист. Сердце щемило все сильнее. Слова, брошенные Адзисава, разлились жгучей горечью в груди, не давали успокоиться.
«Это верно, — думал Уракава, — если я буду вести себя тихо, никто меня не тронет и душу можно ни перед кем наизнанку не выворачивать. Доживай спокойно сколько там тебе осталось. Но сколько ни убеждай себя, что это и есть настоящая жизнь, а все бывшее раньше — ошибка, придет такой вот Адзисава, бросит в лицо: «Ты продал честь журналиста за жалкую подачку», — и уже не вздохнуть от горечи. Как вынести эту муку?