— Это, так сказать, предел света, который способно поглощать растение. Культура с низкой величиной светового насыщения может использовать лишь малую часть попадающих на нее лучей. А растение, у которого эта величина высока, является светолюбивым. Так вот, этому баклажану солнца не хватало.
— Это означает, что он рос в тени?
— Ну, не в тени, конечно. Одна-то сторона была на солнце, видите?
— И что же это может быть за место?
— Летом в ясную погоду в иные дни освещенность открытых участков почвы достигает ста тысяч люксов и даже более. Величина светового насыщения баклажана — порядка сорок тысяч люксов, так что при выращивании на открытом воздухе подобных дефектов окраски не бывает.
— Выходит, он рос не на поле? Если я правильно вас понял, неровный цвет этого баклажана объясняется тем, что он выращен в теплице? Расскажите поподробнее об этих теплицах.
— Это теплицы, крытые пластинами из закаленного стекловолокна на основе полиэфирных смол. Ближнего ультрафиолетового излучения этот материал почти не пропускает.
— Именно такую теплицу я и должен искать, да? — уточнил Адзисава.
— Причем таких теплиц осталось не так уж много: все уже знают, что покрытие этого типа неэффективно.
— Итак, теплица с виниловым покрытием, — прошептал Адзисава, чувствуя, что впереди наконец забрезжил свет.
— Ну, вы знаете, для полного выявления факторов роста необходимо исследовать несколько плодов одного вида, созревших в идентичных условиях, а у нас с вами баклажан только один. Я мог бы продолжить исследование, если бы вы оставили его мне на некоторое время.
— Ну конечно, для этого я его и привез.
Прошел месяц после гибели Томоко. Как-то раз классная руководительница Ёрико позвонила Адзисава и попросила его зайти для разговора.
Ничего необычного в такой просьбе не было. Адзисава и сам понимал, что Ёрико трудно назвать нормальным ребенком. Училась она хорошо, но преподаватели знали о перенесенной ею травме. На встречу с учительницей Адзисава отправился с нелегким сердцем — неужели с девочкой что-то неладно?
— Вы отец Ёрико? Извините, что была вынуждена вас побеспокоить.
— Ну что вы, это вы меня извините, Совсем закрутился на работе, все не было времени в школу заглянуть. С Ерико что-нибудь не так?
— Нет-нет, наоборот, я хочу вас порадовать. Просто мне нужно с вами посоветоваться, — несколько смущенно проговорила учительница. — Скажите, вы не заметили в последнее время чего-нибудь необычного в поведении дочери?
Адзисава ответил, что Ёрико вообще девочка необычная, а в последнее время ее обостренная интуиция стала еще заметнее. Классная руководительница, видимо, ждала этих слов. Она кивнула и спросила:
— Она много занимается дома?
— Вы же знаете, она растет без матери, а я дома бываю мало… По-моему, она занимается не больше, чем раньше.
— Значит, она не просиживает над учебниками допоздна?
— Вроде бы нет.
— Понятно, — снова кивнула учительница и протянула Адзисава стопку листков, видимо, приготовленную заранее.
— Это тесты вашей девочки за весь учебный год.
— Тесты Ёрико?
— Да. Смотрите сами. В последнее время оценки становятся все лучше и лучше. Вот последний: из шести предметов по четырем максимальный балл — 100, а по остальным двум — выше 90. В первом полугодии, если помните, средний балл у Ёрико был всего,2. Не правда ли, разительная перемена? Она стала первой ученицей, а ведь вначале была чуть ли не последней. Просто невероятные какие-то успехи.
— Ёрико — первая ученица?! — поразился Адзисава. Интуиция интуицией, но последствия душевной травмы еще не преодолены, да даже и без этого девочке из глухой, затерянной в горах деревеньки вряд ли легко давалась учеба в городской школе. Как же она смогла добиться такого прогресса, из последней стала первой; а он, живя с ней под одной крышей, ничего и не заметил?
— Вы знаете, когда я стала проверять ее тесты, прямо глазам своим не поверила. На уроках я не замечала, чтобы Ёрико как-то особенно блистала знаниями. И в последнее время она ничуть не изменилась: сидит, думает о чем-то своем, если ее не вызовешь, будет молчать, руки сама не поднимет.
— Может быть, она списывала со шпаргалок?
— Это исключено. На одних шпаргалках таких высоких баллов, да еще по всем предметам, не набрать.
Действительно, подумал Адзисава, вряд ли учительница сказала бы, что хочет меня порадовать, если бы подозревала, что здесь дело нечисто.
— Как же тогда все это понимать?
— Я спросила у Ёрико. И знаете, что она ответила? Говорит: «Я вижу правильный ответ».
— «Вижу»?
— Да! Говорит: «Смотрю долго па вопрос, и слова ответа сами встают перед глазами, а я их просто записываю».
Адзисава молчал.
— Ну вот, для этого я вас и вызвала. Новость, с одной стороны, действительно радостная, но из-за нее одной я не стала бы вас отрывать от дел. Видите ли, в последнее время меня начинает тревожить…
— Что же? — настороженно спросил Адзисава, чувствуя в тоне учительницы что-то необычное.
— Раз в месяц у нас в классе устраиваются вечера под названием «Клуб приятных встреч». Что-то вроде театрального кружка: ребята, разделившись на группы по пять-шесть человек, сами сочиняют пьески и показывают их остальным. Главным считаетсяч сохранить сюжет в тайне и поразить одноклассников чем-нибудь неожиданным. Вы не поверите, какие развитые сейчас дети и до чего внимательно они следят за нашей, взрослой, жизнью. Мальчики тут сочинили сатиру о правительственном скандале с самолетами «Локхид», представляете? Ну вот, дети в один голос говорят, что Ёрико своим поведением портит им все удовольствие от таких мини-спектаклей.